Question

Нужно написать сочинение рассуждение Сила человеческой совести все же так велика, что никогда нельзя окончательно терять в нее веру.Недавно знакомый писатель рассказал мне об этом удивительную историю.Писатель этот вырос в Латвии и хорошо говорит по-латышски. Вскоре после войны он ехал из Риги на Взморье на электричке. Против него в вагоне сидел старый, спокойный и мрачный латыш. Не знаю, с чего начался их разговор, во время которого старик рассказал одну историю.— Вот слушайте, — сказал старик. — Я живу на окраине Риги. Перед войной рядом с моим домом поселился какой-то человек. Он был очень плохой человек. Я бы даже сказал, он был бесчестный и злой человек. Он занимался спекуляцией. Вы сами знаете, что у таких людей, нет ни сердца, ни чести. Некоторые говорят, что спекуляция — это просто обогащение. Но на чем? На человеческом горе, на слезах детей и реже всего — на нашей жадности«. Он спекулировал вместе со своей женой. Да... И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в «гетто» с тем, чтобы часть убить, а часть просто уморить с голоду. Все «гетто» было оцеплено, и выйти оттуда не могла даже кошка. Кто приближался на пятьдесят шагов к часовым, того убивали на месте. Евреи, особенно дети, умирали сотнями каждый день, и вот тогда у моего соседа появилась удачная мысль — нагрузить фуру картошкой, «дать в руку» немецкому часовому, проехать в «гетто» и там обменять картошку на драгоценности. Их, говорили, много еще осталось на руках у запертых в «гетто» евреев. Так он и сделал, Перед отъездом он встретил меня на улице, и вы только послушайте, что он сказал. «Я буду,- сказал он,- менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети».— Почему?- спросил я.— А потому, что они ради детей готовы на все и я на этом заработаю втрое больше.Я промолчал, но мне это тоже недешево обошлось. Видите?Латыш вынул изо рта потухшую трубку и показал на свои зубы. Нескольких зубов не хватало.— Я промолчал, но так сжал зубами свою трубку, что сломал и ее, и два своих зуба. Говорят, что кровь бросается в голову. Не знаю. Мне кровь бросилась не в голову, а в руки, в кулаки. Они стали такие тяжелые, будто их налили железом. И если бы он тотчас же не ушел, то я, может быть, убил бы его одним ударом. Он, кажется, догадался об этом, потому что отскочил от меня и оскалился, как хорек... Но это не важно. Ночью он нагрузил свою фуру мешками с картошкой и поехал в Ригу в «гетто». Часовой остановил его, но, вы знаете, дурные люди понимают друг друга с одного взгляда. Он дал часовому взятку, и тот оказал ему: «Ты глупец. Проезжай, но у них ничего не осталось, кроме пустых животов. И ты уедешь обратно со своей гнилой картошкой. Могу идти на пари».В «гетто» он заехал во двор большого дома. Женщины и дети окружили его фуру с картошкой. Они молча смотрели, как он развязывает первый мешок. Одна женщина стояла с мертвым мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые золотые часы. «Сумасшедшая! — вдруг закричал этот человек. — Зачем тебе картошка, когда он у тебя уже мертвый! Отойди!» Он сам рассказывал потом, что не знает — как это с ним тогда случилось. Он стиснул зубы, начал рвать завязки у мешков и высыпать картошку на землю. «Скорей! — закричал он женщинам.- Давайте детей. Я вывезу их. Но только пусть не шевелятся и молчат. Скорей!» Матери, торопясь, начали прятать испуганных детей в мешки, а он крепко завязывал их. Вы понимаете, у женщин не было времени, чтобы даже поцеловать детей. А они ведь знали, что больше их не увидят. Он нагрузил полную фуру мешками с детьми, по сторонам оставил несколько мешков с картошкой и поехал. Женщины целовали грязные колеса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он во весь голос понукал лошадей, боялся, что кто-нибудь из детей заплачет и выдаст всех. Но дети молчали.Знакомый часовой заметил его издали и крикнул: «Ну что? Я же тебе говорил, что ты глупец. Выкатывайся со своей вонючей картошкой, пока не пришел лейтенант».Он проехал мимо часового, ругая последними словами этих нищих евреев и их проклятых детей. Он не заезжал домой, а прямо поехал по глухим проселочным дорогам в леса за Тукумсом, где стояли наши партизаны, сдал им детей, и партизаны спрятали их в безопасное место. Жене он сказал, что немцы отобрали у него картошку и продержали под арестом двое суток. Когда окончилась война, он развелся с женой и уехал из Риги.Старый латыш помолчал.— Теперь я думаю, — сказал он и впервые улыбнулся, — что было бы плохо, если бы я не сдержался и убил бы его кулаком.

Answer 1

Тема, план и 2 иллюстрации (1 - по фрагменту К. Паустовский "Сказ о Рижском гетто", 2 - по произведению Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание").

Тема: Совесть - самый страшный судья.

1. Этическое понятие совести.

2. Даже на дне пропащей души.

3. Самосуд.

4. На пороге «страшного суда».

Этика определяет совесть как способность личности оценивать свои поступки с позиции добра и зла. Но категории плюсов и минусов складываются у каждого конкретного человека исходя из воспитания и окружающей его социальной действительности. Значит совесть у всех разная?

К. Паустовский в своем "Сказе о Рижском гетто" затрагивает тему совести, показывая, как выживали люди в ВОВ. Кто-то прятал ее на самое дно души, наживаясь на беде ближнего, а кто-то готов был "убить гада голыми руками", видя это воплощение зла. Но один не убил, не мог тронуть земляка, лишь зубовный скрежет несся в след. Но и спекулянт не выстоял перед очами еврейки, потерявшей сына.  Совесть, глубоко спрятанная под жаждой наживы, перевернула черную душу, смогла так встряхнуть ее, что воззвала человека к подвигу.

Душой человека управляет не только совесть. Ей властвуют ум расчет. Герой Достоевского создал силой своего ума теорию "жизни по совести" и приговорил старуху-процентщицу к смерти. Но ум и расчет не смогли оправдать Раскольникова перед совестью. Терзания отдаляют его от людей, совесть восстает против кровопролития, лишая рассудок покоя.

Не все в этом мире измеряется, не все попадает под категорию добра и зла. То, что белое ля одних - черно для других. Человек вправе сам решать, что истинно ценно для него. Ценна жизнь, честь, красота. А золото способно затмить, но не заменить их. В традициях многих религий существует "страшный суд" - ответ человека перед Богом за содеянное и помысленное. Это совесть, что обожжет или согреет вас на пороге.

Answer 2

The Power of Human Conscience

The power of the human conscience is so great that one should never completely lose faith in it. This belief was reinforced by an astonishing story that a writer acquaintance recently shared with me. This writer, who grew up in Latvia and speaks Latvian fluently, was traveling on a train from Riga to the coast. He found himself sitting opposite an old, calm, and somber Latvian man. I am not sure how their conversation started, but during their interaction, the old man shared a story.

The old man began by saying, "Listen to this. I live on the outskirts of Riga. Before the war, a certain man settled near my house. He was a very bad person. I would even say he was dishonorable and evil. He engaged in speculation. You know, those people have no heart or honor. Some say that speculation is just a way to get rich. But at what cost? At the cost of human suffering, the tears of children, and, most rarely, our own greed."

The man continued, "He speculated together with his wife. And then the Germans occupied Riga and herded all the Jews into the ghetto, with the intention of killing some and letting others die of hunger. The entire ghetto was sealed off, and not even a cat could get out. Anyone who approached the guards within fifty steps was killed on the spot. Jews, especially children, were dying by the hundreds every day. It was at that time that my neighbor had a brilliant idea. He loaded his cart with potatoes, bribed a German guard, and drove into the ghetto to exchange the potatoes for valuables. They said there were still many valuables in the possession of the Jews locked in the ghetto. And that's what he did."

The old man paused and said, "Before leaving, he met me on the street, and listen to what he said. 'I will only exchange potatoes with women who have children.' 'Why?' I asked. 'Because they are willing to do anything for their children, and I will earn three times as much from them.' I remained silent, but it cost me dearly. You see?" The Latvian man took out his pipe, which was missing a few teeth marks, and showed me his teeth. "I remained silent, but I clenched my teeth so hard on my pipe that I broke it, along with two of my teeth. They say that blood rushes to your head. I don't know. For me, it rushed to my hands, to my fists. They became so heavy, as if they were filled with iron. If he hadn't left immediately, I might have killed him with a single blow. It seemed like he sensed it because he recoiled from me and grinned like a ferret. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove to the ghetto. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with a dead child in her arms, holding out broken gold watches on her palm. 'You crazy woman!' he suddenly shouted. 'Why do you need potatoes when your child is already dead? Get away!' He later told me that he didn't know what happened to him at that moment. He clenched his teeth and, you know, his hands became so heavy, as if they were filled with iron. And if he hadn't left immediately, he might have killed her with a single blow. But that's not important. That night, he loaded his cart with sacks of potatoes and drove back to Riga. The guard stopped him, but, you know, bad people understand each other at a glance. He bribed the guard, who said, 'You fool! Go ahead, but they have nothing left except empty stomachs. And you will return with your rotten potatoes. I can bet on it.' He drove into the ghetto and stopped in the courtyard of a large building. Women and children surrounded his cart full of potatoes. They silently watched as he untied the first sack. One woman stood there with