Question

: в тексте диктанта допущены 8 орфографических ошибок на правила: · ь после шипящих; · правописание приставок пре-/при-;· правописание частиц;· н/нн в суффиксах причастий;· не с причастиями;· о/е/ё после шипящих и ц;· правописание сложных прилагательных;· чередования гласных в корне;· правописание суффиксов глаголов -ова- (-ева-)/-ива- (-ыва-). Найдите их и исправьте. Мне было уже невмоготу находиться у себя в палате. Мне не сразу разрешили выходить, а как только врачь прописал мне прогулки, я стал проводить на улице все свободное от процедур и лечения время. Я вставал не очень рано, быстро надевал вязаные брюки, где-то раздобытые для меня моими преятелями, белую рубашку и направлялся в город. Я шел через больничный городок, держась в тени под навесом густо разросшихся каштанов, по булыжным, камнем мощеным аллеям, шел к воротам, всегда почему-то раскрытым, никем и никогда неохраняемым. Затем не спеша выбирался на дорогу, высокую, бетонированную и то же загороженную от солнца стоящими по бокам деревьями. Но залитое черно-серым гудроном шоссе непрестанно гудело, по нему то и дело проносились машины, мотоциклы и мотороллеры. Я спускался на неширокую боковую дорожку, посыпанную мелким кирпичем. Справа от меня не слишком яркими красками сверкало озеро, а на другой стороне, за мощным столбом тени, сквозь деревья были видны озаренные солнцем поля, желтозеленые холмистые дали.До города было еще далеко, и, пока я до него доберался, я успевал послушать повисшего на веточке, самозабвенно, как будто не всерьез, славящего день жаворонка и показать дорогу издалека возвращающейся откуда-то, тянущей за собой тачку немецкой семье. На дороге, которую мне надо было перейти во что бы то ни стало, стоял заброшенный немецкий танк, хитроумный, со множеством люков, со свернутой влево башней и сорванной, лежащей в траве гусеницей, и в нем играли белоголовые немецкие дети. Когда бы я ни шел, они всегда тут лазили, высовывали головы из многочисленных люков, твердо уже зная, что мы их не тронем и никуда ниоткуда не прогоним. Странно только то, что не было слышно ни одного крика, что дети, играя внутри танка, не шумели, не кричали, не визжали и даже не разговаревали, как, казалось бы, должны были. Как будто смотришь не что иное, как пьесу, исполняемую глухонемыми. (По Ю. Нагибинупомогите пожалуйста. ​

Answer 1

Ответ:

Мне было уже невмоготу находиться у себя в палате. Мне не сразу разрешили выходить, а как только врач (1) прописал мне прогулки, я стал проводить на улице все свободное от процедур и лечения время. Я вставал не очень рано, быстро надевал вязаные брюки, где-то раздобытые для меня моими приятелями (2), белую рубашку и направлялся в город. Я шел через больничный городок, держась в тени под навесом густо разросшихся каштанов, по булыжным, камнем мощенным (3) аллеям, шел к воротам, всегда почему-то раскрытым, никем и никогда неохраняемым. Затем не спеша выбирался на дорогу, высокую, бетонированную и тоже (4) загороженную от солнца стоящими по бокам деревьями. Но залитое черно-серым гудроном шоссе непрестанно гудело, по нему то и дело проносились машины, мотоциклы и мотороллеры. Я спускался на неширокую боковую дорожку, посыпанную мелким кирпичом (5). Справа от меня не слишком яркими красками сверкало озеро, а на другой стороне, за мощным столбом тени, сквозь деревья были видны озаренные солнцем поля, желто-зеленые (6) холмистые дали.

До города было еще далеко, и, пока я до него добирался (7), я успевал послушать повисшего на веточке, самозабвенно, как будто не всерьез, славящего день жаворонка и показать дорогу издалека возвращающейся откуда-то, тянущей за собой тачку немецкой семье.

На дороге, которую мне надо было перейти во что бы то ни стало, стоял заброшенный немецкий танк, хитроумный, со множеством люков, со свернутой влево башней и сорванной, лежащей в траве гусеницей, и в нем играли белоголовые немецкие дети.

Когда бы я ни шел, они всегда тут лазили, высовывали головы из многочисленных люков, твердо уже зная, что мы их не тронем и никуда ниоткуда не прогоним. Странно только то, что не было слышно ни одного крика, что дети, играя внутри танка, не шумели, не кричали, не визжали и даже не разговаривали (8), как, казалось бы, должны были. Как будто смотришь не что иное, как пьесу, исполняемую глухонемыми.

Объяснение:

1 - врачь - ь после шипящих - на конце сущ. 2скл. Ь не пишем

2 - преятелями - правописание приставок пре-/при-   (вообще, здесь корень приятель - слово запоминаем).

3 - мощеным - н/нн в суффиксах причастий - (нн пишется, если у причастия есть зависимое слово - в данном случае оно есть - аллеи, мощенные (чем?) камнем)

4 - то же - правописание частиц - в данном тексте тоже=также - пишем слитно)

5 - кирпичём - о/е/ё после шипящих и ц - в окончаниях существительных после шипящих и ц под ударением пишем О.

6 - желтозеленые - правописание сложных прилагательных - сложные прилагательные, обозначающие цвета пишем через дефис.

7 - доберался - чередования гласных в корне - корень бир, т.к. есть суффикс А.

8 -  (не) разговаревали - правописание суффиксов глаголов -ова- (-ева-)/-ива- (-ыва-)  -  я не разговариваю - оканчивается на -иваю - пишем -ива-.

Answer 2

Вот исправленный текст с учетом указанных орфографических ошибок:

Мне было уже невмоготу находиться у себя в палате. Мне не сразу разрешили выходить, а как только врач прописал мне прогулки, я стал проводить на улице все свободное от процедур и лечения время. Я вставал не очень рано, быстро надевал вязаные брюки, где-то раздобытые для меня моими приятелями, белую рубашку и направлялся в город. Я шел через больничный городок, держась в тени под навесом густо разросшихся каштанов, по булыжным, каменем мощеным аллеям, шел к воротам, всегда почему-то раскрытым, никем и никогда неохраняемым. Затем не спеша выбирался на дорогу, высокую, бетонированную и тоже загороженную от солнца стоящими по бокам деревьями. Но залитое черно-серым гудроном шоссе непрестанно гудело, по нему то и дело проносились машины, мотоциклы и мотороллеры. Я спускался на неширокую боковую дорожку, посыпанную мелким кирпичем. Справа от меня не слишком яркими красками сверкало озеро, а на другой стороне, за мощным столбом тени, сквозь деревья были видны озаренные солнцем поля, желтозеленые холмистые дали. До города было еще далеко, и, пока я до него доберался, я успевал послушать повисшего на веточке, самозабвенно, как будто не всерьез, славящего день жаворонка и показать дорогу издалека возвращающейся откуда-то, тянущей за собой тачку немецкой семьи. На дороге, которую мне надо было перейти во что бы то ни стало, стоял заброшенный немецкий танк, хитроумный, со множеством люков, со свернутой влево башней и сорванной, лежащей в траве гусеницей, и в нем играли белоголовые немецкие дети. Когда бы я ни шел, они всегда тут лазили, высовывали головы из многочисленных люков, твердо уже зная, что мы их не тронем и никуда ниоткуда не прогоним. Странно только то, что не было слышно ни одного крика, что дети, играя внутри танка, не шумели, не кричали, не визжали и даже не разговаривали, как, казалось бы, должны были. Как будто смотришь не что иное, как пьесу, исполняемую глухонемыми. (По Ю. Нагибину)